Неточные совпадения
Лариса. А вот какая, я вам расскажу один случай. Проезжал здесь один кавказский
офицер, знакомый Сергея Сергеича, отличный стрелок; были они у нас, Сергей Сергеич и говорит: «Я слышал, вы хорошо стреляете». — «Да, недурно», — говорит
офицер. Сергей Сергеич дает ему пистолет, ставит себе стакан на голову и
отходит в другую комнату, шагов на двенадцать. «Стреляйте», — говорит.
Миновав камеру холостых, унтер-офицер, провожавший Нехлюдова, сказал ему, что придет за ним перед поверкой, и вернулся назад. Едва унтер-офицер
отошел, как к Нехлюдову быстрыми босыми шагами, придерживая кандалы, совсем близко подошел, обдавая его тяжелым и кислым запахом пота, арестант и таинственным шопотом проговорил...
Унтер-офицер этот пропустил Нехлюдова и просил его только поскорее переговорить и
отойти, чтобы не видал начальник.
Нехлюдов
отошел и пошел искать начальника, чтоб просить его о рожающей женщине и о Тарасе, но долго не мог найти его и добиться ответа от конвойных. Они были в большой суете: одни вели куда-то какого-то арестанта, другие бегали закупать себе провизию и размещали свои вещи по вагонам, третьи прислуживали даме, ехавшей с конвойным
офицером, и неохотно отвечали на вопросы Нехлюдова.
— Что же делать, господин
офицер. Он предлагает мне хорошее жалование, три тысячи рублей в год и все готовое. Быть может, я буду счастливее других. У меня старушка мать, половину жалования буду
отсылать ей на пропитание, из остальных денег в пять лет могу скопить маленький капитал, достаточный для будущей моей независимости, и тогда bonsoir, [прощайте (фр.).] еду в Париж и пускаюсь в коммерческие обороты.
При Павле какой-то гвардейский полковник в месячном рапорте показал умершим
офицера, который
отходил в больнице.
Офицеры не
отходили от Милочки и не скрывали наглого вожделения, которое искрилось в их глазах.
Точно из-под земли вырос тонкий, длинный
офицер с аксельбантами. Склонившись с преувеличенной почтительностью, он выслушал приказание, потом выпрямился,
отошел на несколько шагов в глубину залы и знаком приказал музыкантам замолчать.
С полчаса он не
отходил от Парамонова и самым идиотским образом мучительствовал над ним, приплетая тут и Гоголя (
офицер был"образованный"), и"стаметовые юпки", и классическое"Обмокни"и т. д.
Он взял за руку француза и,
отойдя к окну, сказал ему вполголоса несколько слов. На лице
офицера не заметно было ни малейшей перемены; можно было подумать, что он разговаривает с знакомым человеком о хорошей погоде или дожде. Но пылающие щеки защитника европейского образа войны, его беспокойный, хотя гордый и решительный вид — все доказывало, что дело идет о назначении места и времени для объяснения, в котором красноречивые фразы и логика ни к чему не служат.
Оба противника
отошли по пяти шагов от барьера и, повернясь в одно время, стали медленно подходить друг к другу. На втором шагу француз спустил курок — пуля свистнула, и пробитая навылет фуражка слетела с головы
офицера.
Однако принятое ею письмо беспокоило ее чрезвычайно. Впервые входила она в тайные, тесные сношения с молодым мужчиною. Его дерзость ужасала ее. Она упрекала себя в неосторожном поведении и не знала, что делать: перестать ли сидеть у окошка и невниманием охладить в молодом
офицере охоту к дальнейшим преследованиям? —
отослать ли ему письмо? — отвечать ли холодно и решительно? Ей не с кем было посоветоваться, у ней не было ни подруги, ни наставницы. Лизавета Ивановна решилась отвечать.
Возвратясь домой, она подбежала к окошку, —
офицер стоял на прежнем месте, устремив в нее глаза: она
отошла, мучась любопытством и волнуемая чувством, для нее совершенно новым.
Подпоручик начал перелистывать журнал и, наконец, в отделе Словесности, видно, отыскал желаемое слово и показал его Мари, которая, посмотрев, очень сконфузилась, но, впрочем, взяла у
офицера книгу и сама показала ему на какое-то слово и,
отойдя от него, снова села на прежнее место.
— Есть! — отвечал флаг-офицер и поспешил
отойти.
Салют окончен, и Захар Петрович, сияющий, довольный и вспотевший, полный сознания, что салют был «прочувствованный», с аффектированной скромностью
отходит от орудий на шканцы, словно артист с эстрады. Ему никто не аплодирует, но он видит по лицам капитана, старшего
офицера и всех понимающих дело, что и они почувствовали, каков был салют.
Дурно ей было, на простор хотелось, а восточный человек не
отходит, как вкопанный сбоку прилавка стоит и не сводит жадных глаз с Дуни, а тут еще какой-то
офицер с наглым видом уставился глядеть на нее.
— Это скучно, отец! — сказала она и
отошла к
офицерам.
Начальство медлило; но вот приехал жандармский
офицер, пошептался с пешим майором и в собранных рядах пешего баталиона происходили непонятные мужикам эволюции: одна рота отделилась,
отошла, развернулась надвое и исчезла за задворками, образовав на огородах редкую, но длинную растянутую цепь.
При сильной пушечной пальбе начались маневры, и я засмотрелась на них; в это время граф Орлов
отошел от меня, а незнакомый
офицер, подойдя ко мне, объявил, что я арестована.
Когда игра кончилась, и та партия, в которой был незнакомый нижний чин, выиграла, и ему пришлось ехать верхом на одном из наших
офицеров, прапорщике Д., — прапорщик покраснел,
отошел к диванчикам и предложил нижнему чину папирос в виде выкупа.
— Не желаю я на хамов шить! Не согласен! В Петербурге я самолично на барона Шпуцеля и на господ
офицеров шил!
Отойди от меня, длиннополая кутья, чтоб я тебя не видел своими глазами!
Отойди!
Еще до конфедератской войны один возвратившийся из заграничного путешествия
офицер привез из Парижа башмаки с красными каблуками и явился в них на бал, где был и Александр Васильевич. Последний не
отходил от него и все любовался башмаками.
Шуази с тяжелым чувством направился к Тынцу, покидая на произвол судьбы капитанов Виомениля и Сальяна с частью отряда.
Отойдя версты две или три, он вдруг услыхал сильный ружейный огонь в Кракове, остановился и послал польского
офицера на разведку.
Офицер скоро вернулся и сообщил, что замок занят Виоменилем и Сальяном. Шуази повернул назад и быстро пошел к Кракову.
Лидия с
офицером сели около Антонины Сергеевны. Лили
отошла в сторонку, сделав продолжительно церемонный поклон с приседанием. Ее тетка продолжала разговор с
офицером. Он держался, как в доме родственников: не спросил позволения у хозяйки закурить толстую папиросу в пенковой трубке и заговорил сиплым баском.
Молодой
офицер, с выражением недоумения и страдания в лице,
отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот
отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер-офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом.
От людей в саду остались одни голоса. Пока человек идет около фонариков, его видно, а как начинает
отходить, так все тает, тает, тает, а голос сверху смеется, разговаривает, бесстрашно плавает в темноте. Но
офицеров и студентов видно даже в темноте: белое пятно, а над ним маленький огонек папиросы и большой голос.
— Ты что, брат, — спросил Юрий Михайлович,
отходя с
офицером в сторону, — волнуешься?
Французский
офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и прихрамывая пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел
отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного, Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.